Троц
|
Дата : 09-11-08, Вск, 07:24:16
Теперь еще пара слов - для Вилли. Большое спасибо за теплые слова в мой адрес. Дело в том, что русские революционеры времен первых народнических и социал-демократических кружков, как раз и были "интеллигентными, образованными и добрыми людьми" в массе своей. Это была целая политическая культура, сформировавшаяся в подполье, под прессом правительственных гонений, противостоящая как абсолютизму, так и церкви. После термидора, в ходе сталинских репрессий, представители этой культуры в России были почти полностью повыбиты, и сама она почти исчезла. Но пока идею есть кому оценить, она не умрёт. Моя и моих товарищей задача сейчас - восстановить эту культуру поведения, культуру мышления. И внести ее, для начала, в среду интеллигенции - в литературные, культурные, научные круги. Оттуда она, как мы надеемся, "опустится" к массам. Так уже было в период перестройки - интеллигенция, "лидеры общественного мнения", внесли в массы идею либерализма; мы же хотим, чтобы внесена была идея социализма в нашем варианте (который сейчас является "диссидентским" и по отношению к власти, и по отношению к КПРФ). Какой была та интеллигенция, времен первых революционных кружков? Об этом хорошо написано у Юлиана Семенова, в книге "Приказано выжить".
"...Исаев часто вспоминал тот вечер в доме папы; он не сразу понял, отчего в память так врезался Воровский, его излишне спокойная манера говорить о наболевшем, о том, что вызывало тогда такие яростные споры. Папа грустно улыбался, когда они той ночью мыли чашки на кухне, а потом подметали пол в большой комнате: "По-моему, я, как всегда, сделал прямо противоположное тому, что хотел, - все еще больше рассорились, вместо того чтобы хоть как-то замириться... Я верю, в России вот-вот произойдут события, власть изжила самое себя, мы вернемся домой, но мы разобщены, какая досада, боже ты мой..." Исаев понял, отчего он так запомнил тот вечер, значительно позже, когда начал работу в гитлеровской Германии... Отсутствие общественной жизни, ощущение тяжелого, болотного запаха царствовало в рейхе; либо истерика фюрера и вой толпы, либо ранняя тишина на улицах и расфасованность людей по квартирам: ни личностей, ни чести, ни достоинства... Прекрасный дух жаркого спора, которому он был свидетелем в Цюрихе осенью пятнадцатого, был неким кругом спасения в первые годы его работы в рейхе; он помнил лица спорщиков, их слова; его - чем дальше, тем больше - потрясала убежденность русских социал-демократов в их праве на поступок и мысль, угодные народу, они были готовы взять на себя ответственность во имя того, чтобы вывести общество из нивелированной общинной одинаковости к осознанному союзу личностей с высоким чувством собственного достоинства, то есть чести; людей, обладающих правом на поступок и мысль... "Какой же я счастливый человек, - подумал он, - какие поразительные люди дарили меня своим вниманием: Дзержинский, Кедров, Артузов, Трифонов, Антонов-Овсеенко, Менжинский, Блюхер, Постышев, Дыбенко, Воровский, Орджоникидзе, Свердлов, Крестинский, Карахан, Литвинов, - господи, кому еще выпадало такое счастье в жизни?! Это как спасение, как отдых в дороге, как сон во время болезни, что я вспомнил их и они оказались рядом со мной... Ну почему я так явственно всех их увидел именно сейчас, когда это так нужно мне, когда это спасение?.. "
Новое - это хорошо забытое старое. На новом витке диалектической спирали, конечно. |