Лапоть
|
Дата : 21-09-04, Втр, 21:11:00
Песнь песней
Денису Горелову Он любил красногубых, насмешливых хеттеянок... желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности... дев Бактрии... расточительных мавританок... гладкокожих аммонитянок... женщин с Севера, язык которых был непонятен... Кроме того, любил царь многих дочерей Иудеи и Израиля.
А.И.Куприн, "Суламифь" 1.
Что было после? Был калейдоскоп, Иллюзион, растянутый на годы, Когда по сотне троп, прости за троп, Он убегал от собственной свободы - Так, чтоб ее не слишком ущемить. А впрочем, поплывешь в любые сети, Чтоб только в одиночку не дымить, С похмелья просыпаясь на рассвете.
Здесь следует печальный ряд химер, Томительных и беглых зарисовок. Пунктир. Любил он женщин, например, Из околотусовочных тусовок, Всегда готовых их сопровождать, Хотя и выдыхавшихся на старте; Умевших монотонно рассуждать О Борхесе, о Бергмане, о Сартре, Вокзал писавших через "ща" и "ю", Податливых, пьяневших с полбокала Шампанского, или глотка "Камю"1); Одна из них всю ночь под ним икала. Другая не сходила со стези Порока, но играла в недотроги И сочиняла мрачные стихи Об искусе, об истине, о Боге, Пускала непременную слезу В касавшейся высокого беседе И так визжала в койке, что внизу Предполагали худшее соседи. Любил он бритых наголо хиппоз, В недавнем пршлом - образцовых дочек, Которые из всех возможных поз Предпочитают позу одиночек, Отвергнувших семейственный уют, Поднявшихся над быдлом и над бытом... По счастью, иногда они дают, Тому, кто кормит, а не только бритым. Они покорно, вяло шли в кровать, Нестиранные стаскивая платья, Не брезгуя порою воровать - Без комплексов, затем что люди братья; Угрюмость, мат, кочевья по стране, Куренье "плана", осознанье клана, Худой рюкзак на сгорбленной спине, А в рюкзаке - кирпич Валье-Инклана. Любил провинциалок. О распад! Как страшно подвергаться их атаке, Когда они, однажды переспав, Заводят речи о фиктивном браке, О подлости московской и мужской, О женском невезении фатальном - И говорят о Родине с тоской, Хотя их рвет на Родину фонтаном! Он также привечал в своем дому Простушек, распираемых любовью Безвыходной, ко всем и ко всему, Зажатых, робких, склонных к многословью, Кивавших страстно на любую чушь, Не знающих, когда смеяться к месту... (Впоследствии из этих бедных душ Он думал приискать себе невесту, Но спохватился, комплексом вины Измаявшись в ближайшие полгода: Вина виной, с другой же стороны, При этом ущемилась бы свобода). Любил красоток, чья тупая спесь Немедля затмевала обаянье, И женщин-вамп - комическую смесь Из наглости и самолюбованья, Цветаевок - вся речь через тире, Ахматовок - как бы внутри с аршином...
Но страшно просыпаться на заре, Когда наполнен привкусом паршивым Хлебнувший лишка пересохший рот (Как просится сюда "Хлебнувший лиха!" ) Любой надежде вышел окорот. Все пряталки, все утешенья - липа. Как в этот миг мучительно ясна Отдельность наша вечная от мира, Как бухает не знающая сна, С рождения заложенная мина! Как мы одни, когда вполне трезвы! Грызешь подушку с самого рассвета, Пока истошным голосом Москвы Не заорет приемник у соседа И подтвердит, что мир еще не пуст. Не всех еще осталось звуков в доме, Что раскладушки скрип и пальцев хруст. Куда и убегать отсюда, кроме Как в бедную иллюзию родства! Неважно, та она или другая: Дыхание другого существа, Сопение его и содроганья, Та лживая, расчетливая дрожь, И болтовня, и будущие дети - Спасение от мысли, что умрешь, Что слаб и жалок, что один на свете... Глядишь, возможно слиться с кем-нибудь! Из тела, как из ношеной рубахи, Прорваться разом, собственную суть - Надежды и затравленные страхи - На скомканную вылить простыню, Всей жалкой человеческой природой Прижавшись к задохнувшемуся ню. Пусь меж тобою и твоей свободой Лежит она, тоски твоей алтарь, Болтунья, дура, девочка, блядина, Ничтожество, мучительница, тварь, Хотя на миг, а все же плоть едина! Сбеги в нее, пока ползет рассвет По комнате и городу пустому. По совести, любви тут близко нет. Любовь тут ни при чем, но это к слову.
-------------------------------------------------------------------------------- 1) "Камю" - выдающийся французский коньяк, лауреат Нобелевской премии
2.
...Что было после? Был калейдоскоп, Иллюзион. Паноптикум скорее. Сначала - лирик, полупяный сноб Из странной касты "русские евреи", Всегда жилец чужих квартир и дач, Где он неблагодарно пробавлялся. Был программист - угрюмый бородач, Знаток алгола, рыцарь преферанса, Компьютер заменял ему людей. Задроченным нудистом был четвертый. Пришел умелец жизни - чудодей, Творивший чудеса одной отверткой, И дело пело у него в руках, За что бы он ене брался. Что до тела, Он действовал на совесть и на страх - Напористо и просто, но умело. Он клеил кафель, полки водружал, Ее жилище стало чище, суше... Он был бы всем хорош, но обожал Чинить не только краны, но и души. Она была достаточно мудра, Чтоб вскоре пренебречь его сноровкой Желать другим активного добра И лезть в чужие жизни с монтировкой. Потом - прыщавый тип из КСП, Воспитанный "Атлантами" и "Снегом". Она привыкла было, но в Москве Случался он, как правило, пробегом В Малаховку с каких-нибудь Курил. Обычно он, набычившись сутуло, Всю ночь о смысле жизни говорил, При этом часто падая со стула. Когда же залетела - был таков: Она не выбирала сердобольных. Мелькнула пара робких дураков - По имиджу художников подпольных, По сути же бездельников. Потом Явился тощий мальчик с видом строгим - Он думал о себе как о крутом, При этом был достаточно пологим И торговал ликерами в ларьке. Подвальный гений, пьяница и нытик, Неделю с нею был накоротке; Его сменил запущенный политик, Борец и проч., в начале славных дел Часами тусовавшийся на Пушке. Он мало знал и многого хотел, Но звездный час нашел в недавнем путче: Воздвиг на Краснопресненской завал - Решетки, прутья, каменная глыба... Потом митинговал, голосовал, В постели же воздерживался, ибо Весь пар ушел в гудок. Одной ногой Он вечно был на площади, как главный Меж равными. Потом пришел другой - Он был до изумленья православный. Со смаком говоривший "грех" и "срам", - Всех православных странная примета, - Он часто посещал ближайший храм И сильно уважал себя за это. Умея "контра" отличать от "про" Во времена всеобщего распада, Он даже делал изредка добро, Поскольку понимал, что это надо, А нам не все равно ли - от ума, Прельщенного загробною приманкой, От страха ли, от сердца ли... Сама Она была не меньшей христианкой, Поскольку всех ей было жаль равно: Политика, который был неистов, Крутого, продававшего говно, Артистов, программистов, онанистов, И кришнаита, евшего прасад, И западника, и славянофила, И всех, кому другие не простят Уродств и блажи, - всех она простила. (Любви желает даже кришнаит, Зане, согласно старой шутке сальной, Вопрос о смысле жизни не стоит, Когда стоит ответ универсальный). Полковника (восторженный оскал), Лимитчика (назойливое "Слухай!" ), - И мальчика, который переспал С ней первой - и назвал за это шлюхой, Да кто бы возражал ему, щенку! Он сам поймет, когда уйдет оттуда, Что мы, мерзавцы, прячем нищету И примем жалость лишь под маской блуда - Не то бы нас унизила она. Мы нищие, но не чужды азарта. Жалей меня, но так, чтобы сполна Себе я победителем казался! Любой пересекал ее порог И, отогревшись, шел к другому дому. Через нее как будто шел поток Горячей, жадной жалости к любому: Стремленье греть, стремленье утешать, Жалеть, желать, ни в чем не прекословить, Прощать, за нерешительный - решать, Решительных - терпеть и всем - готовить. Беречь, кормить, крепиться, укреплять, Ночами наклоняться к изголовью, Выхаживать... Но это все опять Имеет мало общего с любовью.
3.
Что было после? Был иллюзион, Калейдоскоп, паноптикум, постфактум. Все кончилось, когда она и он Расстались, пораженные. И как там Не рыпайся - все призраки, все тень. Все прежнее забудется из мести. Все главное случилось перед тем - Когда еще герои были вместе. И темный страх остаться одному, И прятки с одиночеством, и блядки, И эта жажда привечать в дому Любого, у кого не все в порядке, - Совсем другая опера. Не то. Под плоть замаскированные кости. Меж тем любовь у них случилась до, А наш рассказ открылся словом "после". Теперь остался беглый пересказ, Хоть пафоса и он не исключает. Мир без любви похож на мир без нас - С той разницей, что меньше докучает. В нем нет системы, смысла. Он разбит, Разомкнут. И глотаешь, задыхаясь, Распавшийся, разъехавшийся быт, Ничем не упорядоченный хаос. Соблазн истолкований! Бедный стих Сбивается с положенного круга. Что толковать историю двоих, Кому никто не заменил друг друга! Но время учит говорить ясней, Отчетливей. Учитывая это, Иной читатель волен видеть в ней Метафору России и поэта. Замкнем поэму этаким кольцом, В его окружность бережно упрятав Портрет эпохи, список суррогатов, Протянутый между двумя "потом".
4.
Я научился плавать и свистеть, Смотреть на небо и молиться Богу, И ничего на свете не хотеть, Как только продвигаться понемногу По этому кольцу, в одном ряду С героями, не названными внятно, Запоминая все, что на виду, И что во мне - и в каждом, вероятно: Машинку, стол, ментоловый "Ковбой", Чужих имен глухую прекличку И главное, что унесу с собой: К пространству безвоздушному привычку. |