|
|
ЛЕДА
(История одной реанимации)
Загадочные истории происходят, господа, на нашей удивительной земле.
Реинкарнация?… Нет, это, кажется, что-то из индуизма.
Реанимация?… Вот это уже ближе к истине, потому что история наша – про врачей.
Да нет же, нет, никаких медицинских подробностей и рецептов не будет. Мы не сказали главного – это история про врачей ПОЮЩИХ и ПИШУЩИХ.
Собственно, если разобраться, то и она не нова: вспомним, как лечили и писали Даль и Чехов, а потом Булгаков и Вересаев, а потом Аксёнов и Горин. Медицина может гордиться – она много потрудилась на русской литературной ниве!
Так что в некотором смысле нашу историю можно считать продолжением. «Вот это хватила ! Вот это сравнила !» – может присвистнуть читатель. Что ж, может быть. Но для того чтобы оценить – хватил или не хватил – читателю хорошо бы на время стать слушателем, потому что, напоминаю, история наша – про врачей не только пишущих, но и ПОЮЩИХ… Жаль, в газете нет режима «real-audio».
Однако мы не приступили еще к самой истории. А было в ней всего понемногу, вернее, помногу – потому что кем только не побывали наши герои: и пионерами в советской школе, и студентами-медиками, и лауреатами фестивалей авторской песни, и новыми репатриантами, и репатриантами со стажем, и начинающими (начинающими в Израиле) исполнителями, как-то сразу перешедшими в ранг не-начинающих…
В общем, речь о «Леде». Той самой «Леде», которую в Израиле знают как дуэт: Дмитрий Лумельский – Андрей Шатский. Дуэт, когда-то бывший квартетом. Дуэт, который сейчас в некотором смысле – трио, потому что за голосами «Леды» - Дмитрия и Андрея - проступает еще одна фигура. Юрий Хейфец, поэт, живёт в Москве, в Израиле бывает нечасто (впрочем, теперь, после возрождения «Леды», всё чаще). И тоже, разумеется, врач.
Почему «разумеется»? Да потому, что началось всё в Свердловском медицинском институте. 82-ой год, декабрь. Юрий Хейфец, уже лет пять как закончивший к тому времени институт, известный в Свердловске бард, приглашает на прослушивание студентов-медиков. Его ансамбль «Вечная весна» только что разогнали, основание – «идеологическая диверсия». И в самом деле, что это вы такое поёте:
«Научимся кланяться людям живым,
И ложам, украшенным пышно, но прежде
Научимся кланяться доброй надежде,
Хрустальному тону земной синевы…»
Кому это кланяется советский человек? Что вы имели в виду? Ах, это?… Ах, не это?…
В общем, «Вечной весны» больше нет. Но песни пишутся, но песни поются, а студенты-медики (все – почему-то с педиатрического факультета) приходят по объявлению на прослушивание – человек тридцать. Хейфец оставляет восемь. После нескольких репетиций остаются – и остаются уже сами - четверо. Лена, Евгений, Дима, Андрей… Л.Е.Д.А.
У них начинается жизнь, настолько же головокружительная, насколько изнурительная. Репетиции – практически ежедневные («мы – не самодеятельность!»), но и учебы никто не отменял. Они учатся лечить, а по вечерам – играть, петь, слушать друг друга и заставлять слушать себя. Уже через полгода их слушают, и как!
Впрочем, здесь читателю снова хорошо бы стать слушателем – благо записи сохранились (не грех сказать – сохранились чудом ). Бобины для катушечного магнитофона, на которых и был, собственно, весь архив «Леды», Дима Лумельский вёз с собой потом в Израиль. Он и сам толком не знал, зачем это делает, - с багажом и так проблемы, а тут еще это! Ведь не думал же он, в самом деле, что песни, которые так хорошо пелись и слушались в восьмидесятых в России (или, как говорят до сих пор, в Союзе), «очнутся» на новой его родине. Это будет через десять лет, и споёт их уже не квартет, а дуэт. Но тогда знать этого никто не мог – а скажи это кто-нибудь Диме, он бы первый рассмеялся.
«Знать бы вначале, что всё решено,
Намертво отчеканено…»
Впрочем, мы снова забегаем вперед. Записи Дима привезет в Израиль еще не скоро, и еще много пройдет времени, пока он соберется переписать их с хрупких катушек на СД в своей домашней студии в Гиват-Авни. Пока «Леда» еще квартет, и останется им до 87-го года, и успеет еще поездить по Союзу, - конечно, когда работа позволяет, потому что никогда никому из «ледовцев» не приходило в голову перестать быть врачом.
И уже тогда «Леду» спрашивали: а почему вы поете только Хейфеца? Что это за пристрастие такое? Разве мало среди бардов тех, кто достоин исполнения? Спрашивали разные люди, в том числе и сами уважаемые барды, очень уважаемые. Ребята всегда отвечали… В общем, они отвечали всякий раз по-разному, но одно оставалось неизменным: хотим и поём, и будем петь. А вы нас по этой вот интонации, по этому вот голосу как раз и отличаете от других. Этого мало?… Вопросы на время прекращались.
Дальше всё развивалось стремительно, но ни заслуги, ни вины наших героев в этом нет никакой. Потому что происходило всё это прежде всего со страной, в которой они тогда жили, а они могли этому ходу событий – кто подчиняться, кто сопротивляться. Кто-то не успевал и этого – оставалось просто отмечать про себя: вот это произошло, и вот это, а вот еще и это…
Их руководитель и автор Юрий Хейфец уехал из Свердловска первым: сначала в Ижевск, потом в Москву. Всё, кроме медицины и стихов, начал заново.
Дмитрий Лумельский (буква «Д» из «Леды») первым (из «Леды», разумеется) влился с семьей в ту самую алию начала девяностых, которая на миллион человек увеличила израильское население.
Андрей Шатский (буква «А» из «Леды») был вторым. И последним (тоже, разумеется, из «Леды»).
Таким же, как они, репатриантам не надо рассказывать, как они жили, как многому учились заново, как сдавали экзамены, как работали.
«Землю грызи, держись на весу,
Верь – эта кровь не зря…»
И вот тут… Собственно, тут хороша была бы точка. Занавес. Потому что в приличных историях всё заканчивается свадьбой или благоустройством героев. А здесь – чем не хэппи-энд? Ты в стране, которая тебе – родина, ты преуспевающий доктор, и экзамены ты перестал видеть даже в страшных снах, твои дети считают иврит родным, а русский иностранным, но это тебя почему-то не слишком огорчает. Зато они с удовольствием слушают песни, которые ты поешь иногда под гитару…
Вот оно что – песни.
Не получается ни точки, ни занавеса. Точнее, занавес медленно пошел вверх. С чего всё началось в новой жизни «Леды», года полтора назад? Может, захотелось просто переписать на СД те самые катушки со свердловскими записями – ну что ж они будут пылиться и превращаться в труху… Может, Диме Лумельскому стало невмоготу писать «в стол» свои собственные песни – только родным их и показывал… Может, то же чувство настигло в Москве Юру Хейфеца. А может, телевизор виноват: смотрели телевизор, какой-то из российских каналов, и вдруг Юрку увидели…
В общем, когда всё это соединилось, всем показалось, что иначе-то, в общем, и быть не могло. Ну да, теперь дуэт, а не квартет. Да, мы в Израиле, а Юра в Москве. Но главное-то никуда не делось: песни – вот они, гитары и флейта при нас. А что еще надо?
«В чём секрет? Все секреты ясны:
Доставайте забытые ноты,
Мы с зимою покончили счёты,
Начинаем отсчёт от весны!»
Первый домашний концерт. Шок. Причем как у публики, так и у самих исполнителей. «Забытые ноты» и для тех, и для других звучат так, будто написаны сию минуту. Еще концерт, и еще, - всего около двадцати за год. Диск «Брусничная поляна», который стал визитной карточкой дуэта «Леда». О названии, кстати, никто не спорил: тоже как-то само собой разумелось, что «Леда» и останется «Ледой», несмотря на две выпавшие буквы. Дважды за год приезжал Юра Хейфец, привёз песни, которые написались уже для обновлённой «Леды». Деваться некуда – надо готовить второй диск, а в планах уже третий. Песен много, песням тесно в рамках дисков, тем более что сочиняет уже не только Дима, но и Андрей. А еще в планах – гастроли в Москве и Петербурге. А еще …
Только чтобы медицина не пострадала. На этом участники нашей истории стоят твердо, все трое.
Да, и еще: их по-прежнему нет-нет да спросят – а почему вы песни Хейфеца поете? Что, разве мало среди бардов достойных авторов? Ребята всегда отвечают… Да как и раньше, по-разному отвечают. Смысл, впрочем, прежний: хотим и поём, и будем петь, и нас вы запомните по этой интонации, по этим песням. Кроме того, теперь им есть что добавить: почему же только Хейфеца песни? Не только, еще Лумельского, и Шатского. Этого что, мало?
Марина Королева
«Эхо москвы»
|
|
|
Новости
Чаты
88:88 
