Ханеке словно возвращается в начало кинематографа, снимая длинные - на несколько минут - планы. Значительная часть фильма вообще снята неподвижной камерой - с точки зрения "зрителя из партера". Театральность зрелища подчеркивается дополнительным ограничением пространства кадра (стенами, тенями и т.п) - словно оформлением сцены театральными декорациями. Внутрикадровое пространство интенсивно взаимодействует с закадровым (появляются, перемещаются и исчезают предметы и персонажи); активное действие часто разворачивается на заднем плане, удаленном от камеры (и зрителя), тем самым создавая эффект максимально отстраненного наблюдения.

Эта точка зрения "зрителя из партера" оказывается одновременно и точкой скрытого наблюдения, ставя зрителя в позицию непосредственно вуайеристскую. При этом, Ханеке дополнительно усложняет ситуацию зрителя. Во-первых, лишь постфактум мы узнаем, была ли та или иная статичная сцена "кинематографической' или "вуайеристской", то есть - смотрели ли мы кино, или подглядывали за героями? Во-вторых, эти "вуайеристские" сцены мы иногда наблюдаем, на самом деле, глазами главного героя, тем самым оказываясь уже на его месте - месте наблюдаемого (это усложнение и создает своеобразный саспенс). Это, конечно, провокационно по отношению к зрителю; но такая провокация представляется продуктивной, так как заставляет задуматся - что для нас вообще кино? Не есть ли оно (для рядового зрителя) именно такая легальная замочная скважина, через которую можно подсматривать - пусть и выдуманную - жизнь? Почему мы так боимся оказаться в роли наблюдаемого и так любим подглядывать?

Сюда-то как раз прекрасно вписывается и сцена самоубийства - отвратительная, жестокая, настолько натуралистичная, что кажется подсмотренной (Ханеке здесь играет со зрителем - кажется, что вся эта сцена, как и сцена первого разговора с Маджидом, снимается скрытой камерой; однако никаких подтверждений этому в дальнейшем не появляется). И, помимо ужаса и отвращения, зритель испытывает еще и жгучий стыд - стыд человека, увидевщего то, что он не должен был бы видеть, и не сумевшего устоять перед соблазном. Стыд подглядывающего - за тем, что скрыто.

Sheynkin