Москве товарищ Каганович Нанес неслыханный урон, И за сто лет не восстановишь То, что разрушил за год он.
Привык он действовать нахрапом, Колол рукою кирпичи, Недаром сталинским сатрапом Его дразнили москвичи.
Давно его истлели кости В могиле мрачной и сырой, Гуляет ветер на погосте Ненастной зимнею порой.
Но раз в году, в глухую полночь, Нездешней силою влеком, Встает из гроба Каганович, Железный сталинский нарком.
Встает буквально раз за разом Покойный член Политбюро, И всякий раз подземным лазом В метро ведет его нутро.
Вот в освещенные просторы Ступает он из темноты, К нему привыкли контролеры, Его не трогают менты.
Ему спуститься помогают. — Здорово, деда, — говорят. Его уборщицы шугают И добродушно матерят. Глядит вокруг суровый Лазарь, Волнения не в силах скрыть, Ведь это он своим приказом Народ метро заставил рыть.
Кто, как не он, рукой железной Людские массы в бой ведя, Осуществил сей план помпезный, Дабы порадовать вождя.
Глуша коньяк, дрожа от страха, Тащил свой груз он как ишак, Не раз ему грозила плаха, Не раз светил ему вышак.
Кто укорить его посмеет, Что избежал он топора? А что он с этого имеет? Участок два на полтора.
Он, лбом своим пробивший стену, Согнувший всех в бараний рог, Дал имя метрополитену, Но, правда, отчества не смог.
…Вновь погружается в потемки Наркома черная душа, Вокруг товарищи потомки Спешат, подошвами шурша.
Их дома ждет холодный ужин И коитус, если повезет. И, на хер никому не нужен, Нарком на кладбище ползет.
2000
|