Российским кулаком частенько троган, Под жесткою опекою властей, Живет у синагоги Яша Коган - Мой друг старинный, тихий иудей.
В любой пивной ему найдется столик И в каждом вытрезвителе - ночлег. Он самый беспробудный алкоголик И самый превосходный человек.
В шестидесятых изгнанный с истфака, Прошедший не один уже дурдом, Живет он как бродячая собака, Своей хмельной судьбиною влеком.
Он грузчиком работает на складе, Где мало получают - много пьют. И работяги, ласковые дяди, Его по дружбе Ваською зовут.
Июльским полднем в телогрейке прея, Нетвердою походкою бредет. Не принимает Яшу за еврея Прохожий невнимательный народ.
В субботу мы стоим у синагоги, Потом отходим выпить на часок, И он уходит, добрый и убогий, Колеблющийся, словно волосок.
По улице Архипова, к Солянке, Бредет по самой кромке бытия К своей последней неизбежной пьянке. А к новой жизни улетаю я.
И все же нам дано одно наследство. У трезвых сионистов на виду Я выхожу из собственного сердца И пьяным шагом от себя бреду.
Я сам себя навеки провожаю. Прощай, Россия, - горькая любовь! Я остаюсь - и я же уезжаю. Я погибаю - и рождаюсь вновь…
Симпозиум московский по культуре, Наверно, увеличит алию1. А Яша приложился к политуре И пьет ее, как я уже не пью…
1976
|