Архив

                      из цикла "Стихи о Петербурге"

Белая ночь
обесцветила лик Александра.
Дворцы утонули
под пеной своих капителей.
Заплакав,
спугнула архангелов
с тёплых постелей
свеча восковая,
дворцовая Нимфа,
Кассандра.
Богиня придворная, Фея,
свеча восковая!
Отечество мне напророчь
воспалённою речью!
Чтоб вера кошачья,
от шорохов полуживая,
в моей оболочке
среду обрела человечью.

Огромная белая ночь.
Колыбельное лоно.
Земной парадокс
поднебесный акцент обретает.
И яблоко,
некогда падшее
возле Ньютона,
румяное, глупое,
снова на ветку взлетает.

И камень,
заложенный первым
в болота столицы,
уже отдыхает
от трёхвекового прогресса.
И девочка тонкая,
тающая поэтесса,
читает стихи,
невесомые, как небылицы.

И сходятся тени умерших.
Нельзя помешать им
Устроить свою ассамблею
над городом сонным.
И ты,
человек,
ощущаешь себя вознесённым,
и с ними,
с тенями,
ступающим шагом кошачьим.

Над крышами зал, анфилад
и альковов окрестных
кружишься неведомым силам.
Как равный,
болтаешь о том да о сём
с Азраилом,
и видишь Петра
у высоких Ворот Поднебесных.

Но смотрит Жена молодая
с лицом демиурга
на млечную эту стезю,
по которой взощёл ты.
Бросает –
и катится
лёгким колёсиком жёлтым
кольцо обручальное
по мостовым Петербурга.

Напуган весь мир
этим доводом звонким и веским.
С курчавых голов
осыпается белая пудра.
Истлела свеча.
И пускается белое утро
за белою ночью
вдогонку
фарватером невским...

1987