Вражеский лагерь огнями залит, Что именинный торт. Старый вояка по имени Шмит Мрачен и зол, как черт: Шведы из пушек по стенам палят И готовят таран. А у него – двенадцать солдат, Горсточка горожан.
В городе жил один иудей, Старый, полуслепой. Слухи ходили, что он – чародей, Знается с сатаной. Шмит прошептал: "Не нужен мне рай, Нечего мне терять! Знаешься с чертом, еврей, – спасай! Душу готов продать!"
"Что же, – ответил солдату еврей, – Может, не нужен черт. Ну-ка, приятель, шагай веселей, Жди меня у ворот! Я заколдую пули – а там Ты положись на них…" Каждую пулю поднес к губам, Молвил над каждой стих.
Выстрелил первым красильщик Симон И закричал: "Попал!.." Выстрелом первым был поражен Вражеский генерал. Шведский трубач, заката алей, Выдал хриплую трель. Пули летели тучей шмелей, Каждая – точно в цель.
Прежде, чем рухнуть с лестницы в ров, Крикнул один ландскнехт: "Чтоб я пропал, но таких стрелков В мире, ей-богу, нет!.." Был горожанами приступ отбит. Шведам – кровавый бал. И после боя растерянный Шмит Так еврею сказал:
"Если б не чудо, старик, ей-ей, Нам бы не сдобровать!" Ты научил бы меня, еврей, Так-то вот колдовать! "Чуда в том нету, – ответил старик. – Я поклянусь стократ. Просто поверили вы в тот миг В силы свои, солдат!"
В зале городской ратуши в немецком городе Кисингене долгое время хранилась статуя одного еврея, которому, как утверждают, город был обязан тем, что отбился от шведов, осаждавших Кисинген в Тридцатилетнюю войну. Предание гласит, что во время осады этот еврей чудесным образом лил пули, всегда попадавшие в цель.
|