Архив

Кафе называлось, как странная птица, "Фламенго".
Оно не хвалилось огнями, оно не шумело.
Курило кафе и холодную воду глотало.
Была в нём гитара, была в нём гитара.

Взъерошенный парень сидел на малюсенькой сцене.
Он был непричёсан, как лес, неуютен, как цепи.
Но в звоне гитары серебряно слышались трубы,
С таким торжеством он швырял свои пальцы на струны,
Глаза закрывал и покачивался полузабыто.

В гитаре была то ночная дорога, то битва,
То злая веселость, а то колыбельная песня.
Гитара металась. В ней слишалось то нетерпенье,
То шелест волны, то орлиный рассерженный клёкот,
Зубов холодок и дрожанье плечей оголённых,
Задумчивый свет и начало тяжелого ритма...

Гирата смеясалась, со мною она говорила.
Четыре оркестра она бы смогла переспорить.
Кафе называлось, как чья-то старинная повесть:
"Фламенго"...

Всё так же курило кафе и в пространстве витало.
А парень окончил играть и погладил гитару.
Уже незнакомый, уже от всего отречённый,
От столика к столику робкой походкой пошёл он.

Он шёл, как идут по стеклу, осторожно и смутно;
И звякали деньги, и он улыбался чему-то.
И, всех обойдя, к закопчённой стене притулился.
Я помню, я помню всё время того гитариста.

Я чувствую собственной кожей, как медленно-медленно
В прокуренном напрочь кафе под названьем "Фламенго"
На маленькой сцене я сам коченею от боли!
Гитара смеялась, со мною она говорила.
Четыре оркестра она бы смогла переспорить.
Кафе называлось, как чья-то старинная повесть
"Фламенго"...