Hamlet
Some things about myself I will explain —
Though not too much to what you know I’m adding
I was conceived in nerves, in sweat, in pain
That sinful night that follows the wedding.
The higher off the earth — the more it stings,
The crueler and tougher are we there;
I knew that soon I’d be one of the kings,
Thus I behaved quite like a royal heir.
The world was mine! I never faced a fall,
I wasn’t beaten, I was never down.
My friends and playmates served me one and all
Like their fathers served the Danish crown.
I didn’t care much for what I said,
And often I was nothing but a bully,
I might be lying, might be rude or bad —
My highborn comrades would obey me fully.
At nights the watchmen feared our band,
And time was sick with us as if with measles;
I slept on skins, used as a fork my hand,
And I was fond of painful, biting teases.
I knew one day I would be told: "Rule!"
By kismet I was from the birth date branded.
With horses, harness, arms my life was full
But sometimes school I also attended.
I could be smiling only with lips,
No one could tell if I was glad or sorry ...
The jester brought me up. I took his tips.
He’s now dead. Amen, my poor Yorick!
But I rejected when I came of age
This life of pleasure, endless fun and routs.
I pitied suddenly a boy — a murdered page,
Since then I never tramped on fragile sprouts ...
I could enjoy no longer hunters’ feasts,
I hated these retrievers, bassets, hounds,
I turned my horse away from wounded beasts
And whipped the grooms — my rage had no bounds!
I saw: the games we played began to look
Like playing havoc with the poor nation;
And late at night in a remote brook
I tried to wash off daily dissipation.
The more I saw — the sillier I got,
I overlooked my relatives intriguing;
I didn’t like the century and not
At all its men — so I submerged in reading.
My greedy brain sucked knowledge more and more,
Perceiving all: both progress and stagnation.
But what’s the use in science and in law
If real life is their refutation?
My childhood friends were now strange to me,
All ancient myths and legends lost their glamour;
I tried to solve "to be or not to be?"
But couldn’t crack that terrible dilemma.
The sea of troubles gives us no rest,
We’re slinging arrows in it as if they quench it.
For an illusive answer people quest
Through coals and ashes of this burning question.
I heard the call of ancestors and I
Went to that call, though strongly hesitating,
The weight of thoughts was lifting me too high,
While wings of flesh into the grave were taking.
Time smelted me into the alloy that
Had cooled — and right away disintegrated,
And I spilled blood like others — tit for tat!
I dived into revenge and into hatred.
The rise before my death is but a fall!
Ophelia! Decay I can not bear!
Committing murder I had matched them all
With whom a common grave I’d later share..
I’m Hamlet! I despised the rule of force,
I sent to hell the scepter and the throne;
But scoundrels around me thought, of course,
I killed my rivals just to reign alone!
A genius often looks as if he raves,
Right after birth death starts its quick progression ...
But we again a tricky answer raise
And fail to find a veritable question!
Translation, 1997
-----------------------------------------------------------
Я только малость объясню в стихе -
На все я не имею полномочий...
Я был зачат, как нужно, во грехе -
В поту и нервах первой брачной ночи.
Я знал, что, отрываясь от земли, -
Чем выше мы, тем жестче и суровей;
Я шел спокойно прямо в короли
И вел себя наследным принцем крови.
Я знал - все будет так, как я хочу,
Я не бывал внакладе и в уроне,
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы - короне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слова бросал на ветер -
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети.
Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.
Я знал - мне будет сказано: "Царуй!" -
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.
И я пьянел среди чеканных сбруй,
Был терпелив к насилью слов и книжек.
Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и горек,
Умел скрывать, воспитанный шутом, -
Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга Йорик!..
Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий:
Вдруг стало жаль мне мертвого пажа,
Я объезжал зеленые побеги...
Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых, и гончих,
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих.
Я видел - наши игры с каждым днем
Все больше походили на бесчинства, -
В проточных водах по ночам, тайком
Я отмывался от дневного свинства.
Я прозревал, глупея с каждым днем,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век, и люди в нем
Не нравились, - и я зарылся в книги.
Мой мозг, до знаний жадный, как паук,
Все постигал: недвижность и движенье, -
Но толка нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.
С друзьями детства перетерлась нить,
Нить Ариадны оказалась схемой.
Я бился над словами "быть, не быть",
Как над неразрешимою дилеммой.
Но вечно, вечно плещет море бед, -
В него мы стрелы мечем - в сито просо,
Отсеивая призрачный ответ
От вычурного этого вопроса.
Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошел на зов, - сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
В непрочный сплав меня спаяли дни -
Едва застыв, он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все, - и, как они,
Я не сумел от мести отказаться.
А мой подъем пред смертью - есть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял
С тем, с кем я лег в одну и ту же землю.
Я Гамлет, я насилье презирал,
Я наплевал на датскую корону, -
Но в их глазах - за трон я глотку рвал
И убивал соперника по трону.
Но гениальный всплеск похож на бред,
В рожденьи смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
1972