Я возлежал в тени величественных вишен, Я был циничным и ленивым по натуре, Дыханье ветра заменяло мне кондишн, А запах вишен доводил до полудури.
Я возлежал в тени разлапистого вяза, Прильнув губами к запотевшей горловине, - Я пил вино, и в этом было столько джаза, И столько блюза, - сколько veritas in vine.
Я возлежал в тени могучего платана, Я был частицей первобытного пейзажа, И мне гетера (что по-нашему путана) Открыла тайну таиландского массажа.
Я возлежал в тени пленительных акаций, Весь очарован томным голосом гетеры, И я не верил, что божественный Гораций Не дотянул чуть-чуть до Нашей Эры.
Я возлежал в тени задумчивых черешен, Я пил вино, а мне подыгрывал Бетховен, И я клянусь, что стал бы девственно безгрешен, Когда бы не был столь чудовищно греховен.
Я возлежал в тени большого носорога, И мне не нужно было роскоши и бабок, И я лежал бы, пил вино и славил Бога - Но носорог перевернулся с боку на бок.
Я возлежал на солнцепеке после смерти, О безвозвратности ушедшего горюя, И я все ждал, когда придут за мною черти, Но запах смирны подсказал мне, что в раю я.
Я удивился, ибо знал довольно четко, Что буду бит плетьми и за ноги подвешен, И я спросил у Бога: - Бог, какого черта? - А Бог лениво пил вино в тени черешен.
1997
|