кантовали коряги стрекали реку шестом где двухтактное сердце в гусиной ежилось коже а устали когда перестали часу в шестом и рысцой в гастроном ведь живые и зябко все же незадачливы ангелы в синих трусах навзрыд и молчок с парапета уклейка или трава я без понятия кто у них в тухлой воде зарыт то ли к берегу вниз то ли прочь подождать трамвая не осмотришься горестно в городе по сторонам чтобы с описью сверить кого не достало нам
было время к закрытию тех интересных мест где за трешник судьба фасовала в стекло нирвану наш советский сатурн без нирваны детей не ест только с ордером если и к черному в ночь рыдвану но и честные вскачь встрепенутся и в те часы невезучи с лихвой кто с копыт в водоем в россии может это была невъебенной вообще красы кто-нибудь неглиже и с ногами бризантной силы на контроле таких привечает священный дух инженер человечьих туш и небесный отчим он такой же как люди трусы и майка на двух заскорузлых от пота бретельках но добрый впрочем любы мертвые доброму мокрые не претят и спасательный взвод из двенадцати негритят
на смоленской площади ночью кончины той мы стояли стеной и о выбывших не жалели я тем более за избежавшей воды четой обонял природу без шипра или шанели всю минувшую пропасть где радость была редка просидишь с монитором живописуя нравы перегородила дорогу твоя река за которую нам не выдумать переправы где ступала на хлипкий как вздох соловья настил дорогая нога и с тех пор не жилец на свете хорошо что отчим который легко простил перебои в статистике зябкие смерти эти хорошо что все-таки добрый который спас сорок тысяч в очереди сорок тысяч нас
|