Архив

Боковая ветвь, дурная кровь, полевой дичок,
Ты бы, что ли, рос себе да помалкивал, дурачок,
Не топорщился, не поглядывал вбок, за рубеж межи,
Не мозолил глаза золотой пшенице, латунной ржи.
Говорят, что и плод твой горек, и вид гибридный нелеп,
Ты зазря засоряешь родную почву, паршивишь хлеб,
В полгроша не ставишь ни суд людской, ни божий суд
И в реестр сорняков тебя не сегодня завтра внесут.

А когда-то ты думать не думал, что не такой, как все:
Ты сгибался, как все, чуть кто пробежит босиком по росе,
Ты, как все, встречал рассветы, шумел, как все, на ветру,
Полагал, как все, мол, все-то умрут, а я не умру.
А потом началось отслоенье, постепенный такой разлад –
Вроде, все хорошо, а под сердцем сгущается адский ад,
Шестеришь, в уберменши метишь, не жалея трудов и сил,
Но момент – и валишься мордой в навоз, в суглинок, в ил.

И тогда ты принял вызов, стал паршивой овцой,
Потихоньку сощурился, выдвинул челюсть, как, типа, Цой,
Подзабил на всякие «чью пьешь воду?», «врос в поле чье?» –
Да грызись кротом все их злое почвенное злачье! –
Охранители сорта, фанаты кущенья, несмешиватели пыльцы!
И пока не настала страда, пока не пришли жнецы,
Ты шуршишь как хочешь, цветешь не в срок, баюкаешь мотылька,
Смотришь вверх, где чинно гуляют такие разные облака,
Где чернеет птица, и солнце лежит на ее крыле.
И душистое семя твое разлетается по земле.