96016414 





Бард Топ
Фестивально-концертный портал

Бромберг Дина

Инфо E-mail Фото Тексты и Аудио Дискография Обратно

Романс об испанской жандармерии

Их кони черным-черны,
и черен их шаг печатный.
На крыльях плащей чернильных
блестят восковые пятна.                     
Надежен свинцовый череп -                  
заплакать жандарм не может;               
въезжают, стянув ремнями                  
сердца из лаковой кожи.                     
Полуночны и горбаты,                        
несут они за плечами                        
песчаные смерчи страха,                     
клейкую мглу молчанья.                     
От них никуда не деться -                  
скачут, тая в глубинах                     
тусклые зодиаки                           
призрачных карабинов.                     
                                                      
          О звонкий цыганский город!                  
          Ты флагами весь увешан.                     
          Желтеют луна и тыква,                     
          играет настой черешен.                     
          И кто увидал однажды -                     
          забудет тебя едва ли,                     
          город имбирных башен,                     
          мускуса и печали!                           
                                                      
Ночи, колдующей ночи                     
синие сумерки пали.                        
В маленьких кузнях цыгане               
солнца и стрелы ковали.               
Плакал у каждой двери                     
израненный конь буланый.               
В Хересе-де-ла-Фронтера                  
петух запевал стеклянный.            
А ветер, горячий и голый,            
крался, таясь у обочин,               
в сумрак, серебряный сумрак            
ночи, колдующей ночи.                     
                                                      
          Иосиф с девой Марией
          к цыганам спешат в печали -               
          она свои кастаньеты                        
          на полпути потеряли.                        
          Мария в бусах миндальных,                  
          как дочь алькальда, нарядна;               
          плывет воскресное платье,                  
          блестя фольгой шоколадной.                  
          Иосиф машет рукою,                        
          откинув плащ златотканый,                  
          а следом - Педро Домек                     
          и три восточных султана.                  
          На кровле грезящий месяц                  
          дремотным аистом замер.                     
          Взлетели огни и флаги                     
          над сонными флюгерами.                     
          В глубинах зеркал старинных               
          рыдают плясуньи-тени.                     
          В Хересе-де-ла-Фронтера -                  
          полуночь, роса и пенье.                     
                                                      
          О звонкий цыганский город!                  
          Ты флагами весь украшен...                  
          Гаси зеленые окна -                        
          все ближе черные стражи!                  
          Забыть ли тебя, мой город!                  
          В тоске о морской прохладе                  
          ты спишь, разметав по камню               
          не знавшие гребня пряди...                  
                                                      
Они въезжают попарно -                     
а город поет и пляшет.                     
Бессмертников мертвый шорох               
врывается в патронташи.                     
Они въезжают попарно,                     
спеша, как черные вести.                  
И связками шпор звенящих                  
мерещатся им созвездья.                     
                                                      
          А город, чуждый тревогам,                  
          тасует двери предместий...                  
          Верхами сорок жандармов                     
          въезжают в говор и песни.                  
          Часы застыли на башне                     
          под зорким оком жандармским.               
          Столетний коньяк в бутылках               
          прикинулся льдом январским.               
          Застигнутый криком флюгер                  
          забился, слетая с петель.                  
          Зарубленный свистом сабель,               
          упал под копыта ветер.                     
                                                      
Снуют старухи цыганки                     
в ущельях мрака и света,                  
мелькают сонные пряди,                     
мерцают медью монеты.                     
А крылья плащей зловещих                  
вдогонку летят тенями,                     
и ножницы черных вихрей                     
смыкаются за конями...                     
                                                      
          У Вифлеемских ворот                        
          сгрудились люди и кони.                     
          Над мертвой простер Иосиф                  
          израненные ладони.                        
          А ночь полна карабинов,                     
          и воздух рвется струною.                  
          Детей пречистая дева                        
          врачует звездной слюною.                  
          И снова скачут жандармы,                  
          кострами ночь засевая,                     
          и бьется в пламени сказка,                  
          прекрасная и нагая.                        
          У юной Росы Камборьо                        
          клинком отрублены груди,                  
          они на отчем пороге                        
          стоят на бронзовом блюде.                  
          Плясуньи, развеяв косы,                     
          бегут, как от волчьей стаи,               
          и розы пороховые                           
          взрываются, расцветая...                  
          Когда же пластами пашнп                     
          легла черепица кровель,                     
          заря, склонясь, осенила                     
          холодный каменный профиль...               
                                                      
О мой цыганский город!                     
Прочь жандармерия скачет                  
черным туннелем молчанья,                  
а ты - пожаром охвачен.                     
Забыть ли тебя, мой город!
В глазах у меня отныне
пусть ищут твой дальний отсвет.
Игру луны и пустыни.

Примечание:курсивом набрано то, что не поётся
      
                                 

Автор слов:Фредерико Гарсиа Лорка, пер. А.Гелескула
Автор музыки:Бромберг Дина
Исполнитель:Бромберг Дина