Ночью кромешной, где-то в четыре часа, К нашей стоянке неслышно вышла лиса. Вспыхнули фосфором два внимательных глаза. Море свободно дышало себе внизу. Не было сна ни в едином лисьем глазу, Страха тем более не было в них ни разу. Не суетясь и лишнего не говоря, Я осторожно нашарил трубу фонаря, Кнопку нащупал, прицелился в черную бездну. Но за секунду до вспышки, разбившей мрак, Кто-то сказал: «Убери свой фонарь, дурак. Ты не успеешь заметить, как я исчезну». Вспышка. В мешке ночном разошелся шов. Из ниоткуда раздался ничей смешок. Воздух качнулся. Птица зашлась в смятенье. Тьма ощетинила угольные усы — Не было в ней ничего, никакой лисы: Ни внимательных глаз, ни следа, ни тени. Ныне, когда, раздражая, зудя, дразня, Кто-то с незримых высот глядит на меня, Вскидываюсь, вперяюсь во мрак, но слышу Голос, извечный и ровный — как снег, как дождь: «Угомонись. Не заметишь, как пропадешь». Я вспоминаю лису, смиряю дрожь И оставляю в покое Того, Кто Свыше.
|