Влажный октябрьский полдень, тающая шагрень его. Лес обесцвечен, всюду мелкая дрожь тщеты. «Это безвременник, – учит нас Галина Евгеньевна. – Самые поздние, – учит, – в наших краях цветы.
Вы полюбуйтесь только: мертвенны и сиреневы, Жизни лишенные капли вытекли из-под ног! Это безвременник, дети. Дети, это безвременье». Голос ее твердеет, ровен и одинок.
«Все, что уже отжило, все, что под смертью чистится, В черную землю канет, паром умчится вон. С чем мы сравним безвременник?» – спрашивает учительница. Ей отвечает молчанье – страшный, давящий звон.
Что ж вы, Галина Евгеньна, главного не сказали-то? Истина так печальна, истина так проста: Чтобы осилить время, в тело должно быть залито Смертоносное зелье – от ушей до хвоста.
Чтобы осилить время, чтобы прорвать его кожицу, Нужно забить на листья, нужно забыть про тепло, Нужно дождаться, чтобы лето пошло кукожиться, Сдохло, зачахло, засохло, в гроб золотой легло.
Мне говорят: ни кровинки в лике твоем расколотом, Пальцы твои белеют костяною резьбой. Мне говорят: послушай, по городам и комнатам Острый аптечный запах следует за тобой.
Что тут можно ответить? Пожимаю плечами я: Видно, уж так сложилось; видно, таким я рос. Как мне избыть из сердца отзвук того молчания – Неугасимое эхо, неразрешимый вопрос?
Вглядываюсь в растения – от корешков до семени, Перебираю по буквам – «хвощ», «повилика», «сныть»… Ах, Галина Евгеньна, с чем же сравнить безвременник? Вы-то ведь знали! С чем же? – «Не с чем его сравнить».
|