Сосновая смолящаяся синь, Как будто сонм поднявшихся княгинь, Многоплечистый хор проходит через воздух, - Холмы иерусалимские окинь, Всю окись их с иврита на латынь, Латунь церковную всех умерших и розных.
Усопшим греком тоже претворись, Мы также путешествуем без виз От комнатных судеб вприщурку из-за трисов По каменным хрящам среди елейных риз В скрипучий жар тлетворных кипарисов.
Две окиси, сладчайший порошок В шоссе, холмом удушенное в шок, Подсыпанный, - «Ту чашу не пролей нам!» Где Храм Креста, воспевший смерть елейно, С Еленою пустившись на Восток Свидетельствовать все внутрисемейно.
Да, трупной сластью оснащают власть. Должно и пришлым что-то перепасть, Раз к Ветхому не все поспели в гости, Но в коксе человеческого, в ГОСТе Земно повизантийствовала всласть Двуокись греко-римских ортодоксий.
Кто – археолог, кто – Палеолог, Наседкой меж притихших синагог, Сосущих небо, как зернистый нерест, Во внутрь Голгофы, севшей на горшок, В том карцере Любви с ледышками кишок, Еленою, коксующейся в вереск, Скользит жар-птица, сняв кушак в мешок, - Царица древняя и наш археоптерикс.
|