А ещё эти горы бегут на войну, Там, где эхо в плену подзывает подняться, Словно сонмы оваций сплетают вину – Отозваться вибрациям приданных наций.
Или боком торчит средь холмов Гуш-Катиф, Или пыльный мотив провоцирует смуту, Чтобы небо недвижное облокотив На пустое шоссе, даль взирала – к кому ты?
Да недвижимость наша хрупка и тонка, И никак не ответить за что ты и про что. Голубиная почта пронзает века, А шоссейная нитка лишь беглая прошва.
Да и Ной-голубятник сидит над волной – Не вернётся ли голубь для нашего флага? Ах, на то и живём, что живём вразнобой, И застывший прибой – констатация шага.
Потому что и горы – волна и волна, Потому и пустыни меняют пределы, И белёсое небо, и наша война, Да и наша вина – не решённое дело.
Порадело о нас? Поредело средь них? Никогда не решить. Только осыпь оваций Среди медленных волн для пустынь смотровых, Где заснувшее время пыталось назваться.
|