Смертный холод, когда в прикаспийской степи и во всех, ну во всех раскаленных пустынях теплоты не достанет — согреть. И не нуль абсолютный, куда там, не прорубь, не льдина, но — завыла собака, и люк отворился на треть В эту странную бездну, в дыру, на задворок, в антимир — мы наивно его называем "тот свет", — А из мрака сюда и за сотни веков не проник даже шорох, чем оправдывал Гамлет терпенье. А ему оправдания нет.
Мы не стали герои Труда, Мы терпенья героями стали. Не в ГУЛАГе. Платком утирали, а то и рукою, плевок. Беззаветной идее ломали крыла, но и нынче бы царствовал Сталин, если б Бог не прибрал, не помог.
А сердечная сумка моя, средостенье мое прикипело К отторгающей ("...обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй" ) стране. Все пытаюсь понять, до сих пор не смогла, не сумела, Как ты дышишь, соотчич, привыкший к СО, без родимой отравы, Оклемавшись за бурой чертою? Далече. Извне.
|