Айзенберг Владимир

В этих медленных волнах тону.
В них не дышится без акваланга.
Оскар Строк поминает войну,
Мастерит устаревшее танго.

Для чего в новогоднем чаду
Ты врубаешь на обе колонки
То, в чём я захлебнусь, пропаду.
Этот зов безнадёжный и тонкий.

Я стою у белёной стены,
Холодеют и руки и ноги.
Как им весело после войны,
Как смешно от моей безнадёги.

Я моложе их всех, я – никто,
Я – сынок угловой квартирантки.
Я допущен до танцев за то,
Что с собою привёл полбуханки.

Ты смеёшься, тебе – благодать.
Танго жмётся к тебе как угодно.
Мне ж у этой стены погибать
От того, что беспутно и модно.

Заводи патефон, заводи,
Напрягай до предела пружину.
Я бы умер у нежной груди,
Обнимая упругую спину.

Разве можно касаться волос
И дышать в обнажённые плечи?
Я не вырос ещё, но дорос
До желанья, до боли, до речи.

Что ж молчу, прижимаясь к стене,
Что ж ловлю твои взгляды любые?
И зачем ненавистные мне
Ты плетёшь пируэты двойные.

Ты вовек не узнаешь меня,
Я вовеки тебя не узнаю.
Только музыка этого дня
Время шьёт, словно пуля сквозная.

И опять над моей головой,
Как мираж в прокалённой пустыне,
Знойный город встаёт тыловой,
Тот, которого нет и в помине.

Тонет Невский с квартирой твоей,
С чёрным псом и японской системой.
Отключай, не гоняй голубей
С этой к лапкам привязанной темой…

Я пропал у пропавшей стены,
Я пружину сломал заводную.
Я дышал ею после войны,
Я всю жизнь в её честь не танцую.