Сельц Евгений

Мне виделся свет, но другой –
не тот, что в конце умиранья:
как будто объяты пургой
дорога, и пальма, и зданье.

Тревогой сквозь эту пургу
неровно мерцал, словно плакал,
пылавший на том берегу
какой-то костер или факел.

Мне виделись чьи-то черты,
ведущие медленный танец –
они у далекой черты
в неведомый облик срастались.

И в облике этом жила
судьбою отдельной и частной
угроза какого-то зла,
какой-то утраты ужасной.

И факел мерцал у стола,
и некая важная сила
не пульсом – куском хрусталя
в сознанье мое колотила.

И в этой в погоне за мной,
хрустальное делая прочным,
пурга колесила войной
по улицам ближневосточным.

Но я на пороге войны
уснул после длительной муки,
как колиас, снятый с блесны,
на дне палестинской фелуки.