Проходит воскресенье, день седьмой,
По давнему заученному кругу.
Мы заново знакомимся с зимой,
Хотя давно представлены друг другу.
Зима, глагол времен, металла звон,
Никак не хочет уступать амвон.
Еще вчера, когда сгустилась тьма,
Когда уснули милиционеры,
Мы думали, что кончилась зима,
Однако обманулись, легковеры.
С погодою случился рецидив:
Термометр упал до тридцати.
Над городом Дамокловым мечом
Висит возможный путч водопровода.
Начальников, которые при чем,
Интересует мнение народа:
Насколько он, народ, по холодку
Сознаньем привязался к кипятку.
Душа, коль разглядеть ее вблизи,
Утратила обычную упругость,
И обрела, с морозам в связи,
Серьезнейшего рода близорукость.
И тщится, недвижимая почти,
Нашарить бутафорские очки.
Проходит воскресенье, день седьмой.
По всем прогнозам, завтра – понедельник.
Мы заново знакомимся с зимой
И с недостатком опыта и денег.
Надежде не удариться в бега.
У смысла обморожена нога.
Жена на кухне наряжает стол
Обыденною снедью без калорий.
В эфире лектор разряжает ствол
Шрапнелью философских категорий.
Но грохот низвергающихся слов
Не достигает стынущих голов.
Ни «Господи спаси!», ни «Боже мой!»
Не прозвучит сегодня между нами.
Проходит воскресенье, день седьмой,
Скрипя не раз подшитыми пимами.
Ну что же, брат, придет пора, и мы
Натянем наши старые пимы.
Мы сядем ждать, когда придет пора,
И станем думать, в общем-то, неверно,
Что если обманулись мы вчера,
То завтра не обманемся наверно.
Обманемся! Надежда – свет впотьмах,
А горький опыт – человек в пимах.
Проходит воскресенье, день седьмой,
Безрезультатный, как бюро райкома.
Мы заново знакомимся с зимой,
Хоть нам она до тонкостей знакома.
Но здесь, во глубине сибирских руд,
Ее характер на знакомства крут...
1987 г.