Коган Яков

Через улицы, пивные и гостиные
Он бежит сквозь улюлюканье и свист.
Ты прости ему, бегущему, прости ему
И не снись ему, пожалуйста, не снись.

Объясниться бы, проститься бы, да некогда…
Он бежит к каким-то новым рубежам,
А ему ведь и идти-то было некуда,
А тем более, куда ему бежать?

Может, боль его от холода простынного
Стала как-то по-особому остра,
И из сумерек, ведь это же простительно,
Он бежит на свет далёкого костра.

Может, понял он, что роль его нечаянна,
По ошибке в дом какой-то постучав,
Задержался он, ведь это же случается,
Задержался и остался выпить чай.

Что-то врал им про снега, вершины вечные,
И про то, как синий свет вмерзает в лёд.
И припомнил, что сегодня в восемь вечера,
В те края летит последний самолёт.

Всё – последний! Будут раны не залечены,
Ездить будешь только в дачных поездах,
А ему ведь и сказать-то было нечего,
Он бежит, уже поняв, что опоздал?

Вот мелькает меж деревьев свет раскрошенный,
Ночь фигурку заметает, как метель.
Не дойти ему, он рухнет как подкошенный,
Словно дверь, что ветром сорвана с петель.

Через улицы, пивные и гостиные
Он бежит сквозь улюлюканье и свист.
Ты прости ему, бегущему, прости ему
И не снись ему, пожалуйста, не снись.

Баку, 1976 год