Клячкин Евгений

В детской комнате сейчас покой и сон.
Снова маленьким хотел бы стать я сам.
Целый вечер что-то рисовал мой сын.
На полу листки белеют здесь и там.

Я беру листочек в руки просто так.
Дело к битве, но пока еще не бой -
нарисован краснозвездный грозный танк
с очень длинной паровозною трубой.

Пятилетнему конструктору все впрок:
Папа, могут танки ездить под водой?
Ну не рыбой плавать, а ползти, как рак?
Могут, только нужен воздух для людей.

Вот еще листок, и тоже наугад.
Сердце стукнуло и покатилось вниз.
Повторяется мой сорок третий год:
наши немцев бьют и дымом пахнет лист.

И кругом победа, и погибших нет.
Эй, сдавайся, кто пока еще живой!
Нет, не надо больше нам таких побед -
до сих пор не умолкает бабий вой.

десять наших полегло, а их - один.
Вся история качнулась - вот так счет!
Не хочу, чтобы когда-нибудь мой сын
стал бы фишкою в игре с названьем «щит».

В этих играх развлекаются вожди,
генералы могут маршалами стать.
Сыновья уходят в землю, как дожди.
Но зато мы наблюдаем результат.

Побежденный едет к нам поесть икры,
занимает в «Интуристе» номер «люкс».
Победитель знает правила игры,
и ему по поведенью ставят плюс.

На скамеечке вокзальной по три дня,
но зато готов с оружием в руках
защищать такую жизнь, а про меня
говорить, что я на службе у врага.

Где же враг - пора понять уже давно.
Что за щит и от кого - спроси в упор.
Нет, сынок, им нравится крутить кино,
где все роли им разметил режиссер.

Русокудрый мой, но жизнь у нас одна.
На кино ее потратить - просто жаль.
Ну а тот из них, кому нужна война,
пусть играет в танки и иную шваль.

А война нужна, чтоб нас держать в узде.
чтобы каждому, кто разумом не слеп,
по закону, принародно и везде
можно было в рот вогнать свинцовый кляп.

Оглянись, мой мальчик, здесь ты родился
Постарайся все запомнить хорошо,
чтобы, повзрослев, ты мог ответить сам,
почему отсюда папа твой ушел.

Есть, конечно, у меня отцовский долг,
и его я понимаю только так:
нарисуем вместе, но не танк, а дом.
А войны не будет, раз мы стерли танк.


3 июня 1989