Помнишь день, когда тоска потянула за собой, ухватившись за рукав воробьиной лапой? Вышел из лесу Ноябрь с оттопыренной губой и пошел по улице, помахивая шляпой.
Мы стояли у окна, мы глядели на пустырь, на размокшую траву, на осенний сор, на бессмысленный фонарь, на колючие кусты... Мы глядели из окна на себя в упор.
Мы стояли у окна долго-долго, целый век. Не видали никого - лишь себя да осень... Только вдруг на пустыре появился человек. Ярко-рыжий человек из квартиры восемь!
На шапчонке у него голубые вензеля, а в отчаянных глазах - "вольтова дуга". Для опоры у него - два железных костыля. Два железных костыля и одна нога.
Чем-то нас заворожил этот странный инвалид. Что-то в нем от той тоски было, не иначе... Но, мешая нам принять соболезнующий вид, он катил перед собой ярко-рыжий мячик!
Мяч над городом летел, он за мячиком бежал, и такой пошел футбол - можно ошалеть! Тут не то, что нам его - одноногого - не жаль, тут ему - двуногих нас впору пожалеть!
И тогда открылось нам - не видавшим ни шиша! - как из вороха обид, из-под груды бед, из-под жернова тоски, от натуги чуть дыша, желторотая душа вылезла на свет.
Ну, а может, тут душа совершенно ни при чем. Просто голос у дождя стал светлей и выше. Просто рыжий человек с костылями и мячом из подъезда своего на улицу вышел...
|