Ночь не являет привычную милость. Что-то случится? Или случилось?
Ведь не писал же любовных элегий и не просил у богов привилегий.
Од не писал. Не писал дифирамбов. Воображал себя в нимбе и в рамке.
Думал, куда мне девать мое слово, слово, что скаредно и бестолково,
слово, что не принимают журналы, слово, которое столько лежало
по закоулкам тумбочек пыльных, в архипелагах пятен чернильных,
слово, которое мерзло и гасло, слово, которое было не часто,
слово, которое не было делом – было зайчонком заиндевелым…
Что-то случилось? Или случится? Провинциально нынче в столице…
Ты улыбнешься, спросишь: «Ну что там?» - Нет, все в порядке, я стал идиотом.
ибо я понял (о, это не ново!), понял, зачем я писал это слово!
понял! – хоть это не делает чести, пойман с поличным, схвачен на месте,
понял, невзвидев света дневного, что для тебя я писал это слово.
Лихо кроил, несмотря на убытки, шил на живую дрожащую нитку,
и вот теперь выношу на примерку, словно рубаху – крыльями кверху.
Бедный закройщик, рыжий и тощий, я предлагаю: «Пробуй на ощупь!
Хочешь с изнанки? – Вот и готово! Смилуйся, это хорошее слово!
Не уходи! Это сущая правда… Слову такому неужто не рада?
Вот же, гляди!» - подношу его к свету, - «Слово как слово… Лучшего нету...»
|