Кимельфельд Дмитрий

Стояла осень, ночь плыла – краса рябинная.
Колёса дёгтем смазали норманы.
В Париж дорога грустная и длинная
Клубком свернулась в княжьей спальне Анны.
А Донна Анна сны перебирала,
С подружками петуньи обрывала.
Королева Ярославна! Королева Ярославна!
Плачут няньки, повитухи и кормилицы.
На чужбине не отыщешь и подавно,
Ни антоновки, ни мальвы, ни кириллицы.
«Кто этот Генрих, что о нём чужак витийствовал?
Какие там возносят к небу храмы?
Слышна ли там молитва византийская?
И что поют уснувшим дочкам мамы?
Последний день, чужие кони маются,
Над Киевом туманы поднимаются.
Королева Ярославна! Королева Ярославна!
Впереди отец, за ним каракалпаки,
Над Златыми Воротами взмыли голуби кругами,
Громко лают в нижнем городе собаки.
Слепой гусляр у врат поет стихи Баяновы.
А поводырь глядит на тучи злые.
Ах, эти улочки кривые, окаянные!
И будет сниться у Луары – Город Киев.
А слуги галльские растапливают печи
И слушают слова днепровской речи.
Охранник службу, как часы, несет исправно,
Ах, Анна, Анна… Донна Анна!