Кимельфельд Дмитрий

Пришелец из чужих земель,
Когда рассвет прогонит хмель,
Взгляни – архангел Рафаэль
Вознесся над Кордовой.
Под башней суетится люд,
Платки и серьги продают,
С Кордовой спят, с Кордовой пьют,
Как с девкою бедовой…
А между тем, здесь скрыта брошь,
Какой на свете не найдешь,
Мечеть "Мескита" – не тревожь
Ее пустой забавой!
Придал ей вид халиф один
Морской ракушки из глубин,
Её узоры слаще вин
Пьянят недоброй славой.
Персидский мрамор, филигрань,
И лес колонн, и эха брань,
И купола бессчетных бань
Все, что объемлет око,
Стремятся души укрощать,
Семь дюжин дев пообещать,
И злой набег не прекращать
Во славу Дней Пророка!
Но гид, из тех, кто знает толк,
Будь то девица или шелк,
Кто за сантим устроит торг
Во имя Приснодевы,
Вам приподнимет ткань времен,
Вас проведет во тьму колонн,
И запоет, как Соломон,
Печальные напевы.
Расскажет он, что сам Рамбам
Здесь кубок подносил к губам
В Субботу, и надев тюрбан,
Швырял алмазы истин.
Но у его сестры была
Одна Волшебная Игла
И дочь прекрасная Лейла,
Дитя Предвечной кисти!
И тот, кто на нее глядел,
Глотал язык и, враз, немел,
Он превращался в чистотел,
В песок, в перо сорочье,
В камыш, удода и жука,
В неслышный дождь и сон сурка,
В стакан парного молока…
И все такое прочее.

И вот султан или халиф,
В нее нацелился как гриф,
Он был ужасен, как нарыв,
Мерзее дохлой мыши.
Он воровство задумал, тать,
Он Лейлу захотел отнять,
Цветок невинный оборвать,
Вкусить запретных вишен.
Теперь, пришелец, твой черед,
Услышать тайну черных вод,
Есть в Каббале "Рашей Тейвот" -
Молитва без огласки.
Об этом лучше помолчать:
Еврейских дев хранит Печать,
Они не могут расточать
Сынам Агога ласки.
И в ночь, когда пришел мамлюк
Забрать девчонку и сундук,
Услышал он молитвы звук,
Ужасный и понурый,
И он не знал, никто не знал,
Султан не знал, Халиф не знал,
Что накатил Девятый вал,
Что это "пульс денуры".
Закрыли Лейлу в сундуке,
И повезли вниз по реке,
Там, где стоял на бугорке,
Шатер, расшитый златом.
На ложе, убранном парчой,
Под семиночною свечой,
Лежал султан или халиф
Прикрыв бедро халатом.
Готов был он ее ласкать,
Готов был он ее взалкать,
Уже готовился обнять
Стан дочери Сиона,
Как гром ужасный прогремел,
И он поблёк и онемел,
Его пронзили сотни стрел -
И пал наследник трона.
А Лейла узелок взяла,
Который мать ей отдала,
Где тайно пряталась игла,
Великого Рамбама.
И в сердце бедное свое
Она вонзила острие,
И так закончилось сие
Побоище и драма.

И гид всплакнет, возьмет платок,
И прекратится слов поток,
И скажет, глядя в потолок:
- В той башне, у фонтана
Зарыт сундук, а в нем ларец,
В ларце, закованном в свинец,
Прах альмоваровых сердец,
И прах того султана.
А вон та пальма у стены,
Огромной страшной вышины,
Ее боятся все сыны
Пророка Магомета,
Там и покоится дитя,
И даже сотни лет спустя,
Хотя того иль не хотя,
Рыдает с того света.
И если хочешь ты прожить,
Так чтобы счастья не нажить,
А только выть, скорбеть, тужить,
Один, как коромысло,
Ты денег мне не предлагай,
А побыстрее в тень шагай,
И свою старость настигай,
Без радости и смысла.

Тут рассмеяться вы должны,
И пригласить его должны,
Еще добавить полцены,
И выпить литр "Риохи",
И так подумать, как и я
Какое счастье: есть друзья,
И зубы целы и семья,
Так что, наверное, у нас
Дела не так уж плохи!