Кимельфельд Дмитрий

Она сказала так: "И письменно, и устно
Могу я присягнуть суду любого дня,
Что овладеет мной один лишь Заратустра:
Ведь он пророк, а я – поклонница огня".

Я думал: в голове её ещё туман драм,
Тургеневский порыв, шекспировский стишок...
Я в шутку: "Как зовут, – спросил, – Вас?"
– "Саламандра!"
И пламени язык Вселенную обжёг!

Отречься б мне, уйти, сказав: "С огнём не шутят!",
Но любопытства бес завлёк меня в гарем...
Я прикоснулся к ней, горя священной жутью,
Но на свою беду, как видно, не сгорел...

Я был плотью и кровью, – а значит, как все. Но в тот раз мне
Удалось миг прожить в белой, бешеной, огненной плазме!..
Пусть я предал воздушную нашу среду, но все прелести рая
Отдаю – за безумную страсть век гореть, не сгорая!

Пламени языки в меня жадные очи вонзали.
И как трагик на "бис", я всю ночь умирал в душном зале.
Зал не рукоплескал – зал тот был залом ада.
Но царила она в нём – моя Саламандра!

...Что было до того – забылось, как интриги
Провинциальных дач. И, прошлое кляня,
Я понял, что теперь из тысячи религий
Я выберу одну – Религию Огня!

Мы прятались вдвоём в мартены, печи, домны...
Штыки температур оберегали дверь.
И прокляв бег минут, меня ласкал бездомный
Мой золотой мираж, мой недомашний зверь...

Вот, значит, почему, забыв несовершенство,
Мы на огонь глядим, поняв самообман:
Там, в высшей из стихий, небесное блаженство
Даруют смертным Бог – и племя саламандр!

Но вот однажды мне приснился сон крамольный –
Рак, Дева, Водолей, Полярная звезда...
Напомнили они, что где-то плещет море,
Что родина моя – воздушная среда...

Сомненья и тоска – вот отщепенца муки:
Там без неё – не жить, здесь, рядом с ней, – сгореть...
К блестящей чешуе протягиваю руки –
Но языки огня их обожгли на треть.

На смену Дням Огня явились дни другие:
Я двигаюсь, я ем... Теряю смысл команд...
Но душу жжёт не боль, а как бы ностальгия
По женщине моей – Богине Саламандр...