Сухая трава, под ногой рассыпаясь, шуршит, К обломку скалы я беспечно спиной привалился. Здесь пусто и холодно, берег ветрами прошит, Сейчас - тишина, и сюда я от шума укрылся. Из моря растет, выгибаясь, большая гора, И к горной щеке город мой прикоснулся губами, Его разоряли и варвар, и грек, и пират, Но город живет. Он живет, пока живы мы сами. Из дома ушел я, мне стало вдруг невмоготу Сидеть среди стен в кисловато-больном полумраке И слушать, как мать рубит ветки на пищу скоту, Как мухи жужжат, и рычат на прохожих собаки. Чуть позже заката вернется со службы мой брат И в угол поставит копье со значком Легиона, И снова польются рассказы, как корчился раб, Когда на кресте умирал он, гвоздями пронзенный. От этих рассказов в глазах затанцует гора, И кровь будет пульсом взрываться от боли и горя.... Дождусь, когда сон его губы сомкнет до утра, И скрипну калиткой, домой возвращаясь от моря. А утром я снова на берег уйду от тоски, Скрываясь в камнях от жестокости нашего мира... Улитка ползет, оставляя следы как мазки От кисти того, кому ветра доверена лира. 1977 г.
|